Музейная трансформация

Архитекторы, реставраторы и искусствоведы вместе с городскими властями, девелоперами и инвесторами создают интерактивные музейные пространства в исторических особняках и развивают новые территории. Большие города и малые поселения делают ставку на цифровизацию и «культурные коды» места, переосмысливая традиционные форматы.

Место для эксперимента

«Музеи бывают разные – созданные для одного предмета или масштабные заповедники, включающие застройку и природный ландшафт. Есть виртуальные, которым здания не нужны совсем», – рассказывает Наринэ Тютчева, руководитель АБ «Рождественка» (RDNK), ректор «РЕ-школа», эксперт ИКОМОС (Россия). Объединяет их миссия хранения и ретрансляции культурных ценностей разного рода.

Музей – это единство пространства и экспозиции, даже если они играют на контрасте. Здания, изначально спроектированные под музей, встречаются реже, чем приспособленные под эту функцию. Для архитекторов участие в таких проектах – особая гордость. «Совершенно невозможно представить себе музей, построенный по типовому проекту – каждое здание индивидуально и разрабатывается в зависимости от конкретного запроса и концепции», – говорит Эрик Валеев, глава архитектурного бюро IQ. «В привычном понимании музейная архитектура окончательно сформировалась в XIX в., но за два столетия были созданы десятки и даже сотни архитектурных шедевров: лондонская галерея «Тейт модерн» от Герцога де Мейрона, Национальный музей искусств XXI в. по проекту Захи Хадид в Риме или самобытный Музей Сумайя в Мексике по проекту Фернандо Ромеро», – говорит архитектор.

Часто, по мнению Амира Идиатулина, гендиректора IND architects, музеи становятся местом для экспериментов, в том числе и архитектурных. «Музей Гуггенхайма в Бильбао по проекту Фрэнка Гери стал триггером развития города. Аналогичная история с Центром Жоржа Помпиду в Париже: туристы приходят туда, просто чтобы посмотреть на необычные архитектурные решения Ричарда Роджерса и Ренцо Пьяно, – приводит Идиатулин классические примеры. – Вокруг таких музеев формируются новые центры притяжения, развиваются креативные индустрии, что в итоге идет на пользу городам».

Российские музейные новостройки – комплекс Прохоровское поле («Битва за оружие Великой Победы», Музей бронетанковой техники), «Дон в Великой Отечественной войне. Самбекские высоты» в Ростовской области, Музей железных дорог в Санкт-Петербурге», – перечисляет Юлия Алюшина, гендиректор бюро «Архитектура музея». Все это новые, специально построенные здания. По ее словам, такой вариант идеален: «Если необходимо помещение, например, без естественного света или с потолками более 10 м, то подобное требование сразу прописывается в техническом задании для архитекторов».

Как приспособить памятник

Но архитекторам редко предоставляется свобода проектировать музей с нуля и в чистом поле, говорит Диана Юревич, пиар-менеджер бюро музейной сценографии «Метаформа». «Сам по себе музей – сложный объект архитектурного дизайна, который должен сочетать визуальную привлекательность и соответствие тому, что в нем выставляется, со строгими требованиями по техническим аспектам и функциональности. Многие памятники архитектуры не могут подвергаться сильной перепланировке, они под охраной – а экспозициям отводится второстепенная роль. Часто архитекторы утверждают, что все работы с историческим зданием ограничиваются реставрацией – пространство негибкое, зафиксированное. Но это музей адаптируется к среде, а не наоборот», – рассказывает она. Правда, в исторических зданиях может не быть современной инженерии и вентиляции, а нагрузка на пол или низкие потолки могут не соответствовать требованиям к общественным сооружениям. Кроме того, дома-памятники обычно плохо приспособлены для маломобильных групп граждан или для эвакуации большого числа людей в случае пожара. А лифты, пандусы историческому зданию не всегда на пользу. Необходимые для сохранности и презентации экспонатов температурный режим, освещенность – все это и многое другое нужно предусмотреть и найти какое-то оригинальное решение, креативный ход. «Главная сложность в нашей работе состоит в том, что сегодня общество на первое место ставит функциональность здания, даже исторического», – говорит Юревич.

В сентябре в историческом поселении Крапивна в Тульской области открылся Музей земства и градостроительной истории (филиал музея-усадьбы Л. Н. Толстого «Ясная Поляна»), который разместился в Доме с колоннами, где в XIX в. располагались присутственные места Крапивенского уезда, полицейское управление и казначейство. Экспозиция рассказывает об опыте местного самоуправления после проведения земской реформы в 1864 г., на этом примере раскрывая одну из самых ярких страниц жизни России середины XIX в. – начала XX в. Концепцию градостроительной истории специалисты из «Метаформы» раскрывали через сюжеты, и сегодня характеризующие пространство города. «Экспозиция ведет посетителя от рождения города-крепости, через рассказ об истории появления Тульской засечной черты и основания Старой Крапивны, – описывает Юревич. – В экспозиции собраны экспонаты и сюжеты исторической геодезии, представлены образцовые фасады, неожиданные детали уклада жизни, а типовые объекты городской инфраструктуры показаны с помощью мультимедийного оборудования».

Приспосабливать здания-памятники под музейную функцию непросто, соглашаются архитекторы Дмитрий и Мария Храмовы, авторы проектов Музея Эльдара Рязанова в особняке в Самаре и Музейно-выставочного центра истории и развития пожарно-спасательного дела в бывшей пожарной каланче. «Если музей концептуально связан со зданием, оно само становится частью экспозиции. Если нет – это еще одна интересная задача: сделать здание партнером для экспозиции, а не просто коробкой для хранения. Неординарная творческая задача для архитектора и куратора музея», – считают Храмовы.

В Асташове (Костромская обл.) эту задачу решили, открыв в старинном тереме XIX в. (не памятник архитектуры) музей-отель. «Наше основное здание, так называемый Асташовский терем, – уникальное строение. К нам дом попал в удручающем состоянии, и, как только мы приняли решение о реставрации, встал вопрос о последующем использовании/приспособлении. Музей представлялся самым естественным выбором – экспозиция о самом тереме и истории его обитателей позволяли рассказать и о местности, и о самой известной его социальной группе – высокопрофессиональных отходниках, сохранявших статус крестьян и совмещавших жизнь в деревне и городе», – рассказывает Ольга Головичер, куратор проекта «Лесной терем в Асташово». Задача была – сделать экспозицию на основе коллекции прикладного искусства и предметов быта, по большей части местных, в интерьерах терема, сохраняя за ними и немузейные функции.

«В нашем случае есть два режима посещения терема. Можно прийти с экскурсией. У нас нет ограждений, витрин – ничто не разделяет посетителя и экспозицию. Разрешается брать в руки любые предметы, открывать ящички, читать книги и разглядывать фотографии в альбомах. Второй пользовательский опыт, еще более иммерсивный, – это когда посетитель буквально живет в тереме-гостинице».

Апартаменты с музеями часто совмещаются, когда в этих апартаментах жил герой истории. «Мой любимый – это Музей невинности в Стамбуле, – рассказывает Алюшина. – Он размещен в доме, где по легенде жила Фюсун (девушка, вокруг которой строится история романа «Невинность вещей» Орхана Памука) и ее семья. Идея создать музей с вещами из повседневной жизни возникла у Памука в 1990-е гг. Тогда он хотел в один и тот же день открыть музей и издать роман, который являлся бы музейным каталогом. Каждая витрина здесь как маленький мир. Посетители узнают историю любви героев и историю Стамбула 1970-х гг.: сумка, которую Кемаль увидел в витрине магазина, бутылка самого первого лимонада в Турции. Или более 3000 сигаретных окурков со следами помады героини – это зачаровывает», – говорит Алюшина. Музей был признан лучшим в Европе в 2014 г., и для этого не понадобилось никаких мультимедиа. Но в современной экспозиции все же предпочтительно дополнять предметы медиаконтентом, сходятся во мнении эксперты.

Цифра для истории

Музейная экспозиция может органично вписаться в исторический контекст здания, в котором помимо собственно выставок работают отель, магазин, кафе, ресторан или кинозал. Лекции, временные вернисажи и мастер-классы – все это делает музей привлекательным для широкой аудитории. «Музеи постепенно превращаются в мультифункциональные, мультипрограммные пространства, нацеленные на просветительскую деятельность, на новый диалог с обществом. Это, конечно же, влияет на состав и качества пространств, на режим работы, степень интегрированности в городское пространство, на их культурную повестку», – отмечает Тютчева.

Фактически музей уже балансирует на грани культуры и аттракциона. Средства донесения информации также изменились: все заметнее переход от архитектуры и самих экспонатов к мультимедийным технологиям и интерактивности. По словам Владимира Фролова, искусствоведа и архитектурного критика, новые технологии влияют на архитектуру, которая в случае с музеями теряет свою главенствующую роль: «С помощью мультимедийных инструментов выставочное пространство можно организовать даже на паре квадратных метров». «В век быстрого и удобного потребления информации музеи вынуждены пересматривать традиционные подходы. Находясь на стыке культурно-досуговой и образовательной сфер, музей спорит с кинотеатрами, онлайн-курсами, видеоиграми, соцсетями. И потому вынужден перенимать несвойственные ему изначально принципы бизнес-среды, где на первый план выходит потребитель, а вся экспозиция, от ключевого экспоната до гардеробного номерка, выстроена вокруг коммуникации с ним», – говорит Фролов.

Сенсорные экраны, 3D-голограмма помогают представить утраченный экспонат или историческую личность, медиакниги с оживающим контентом улучшают восприятие информации, AR/VR-технологии погружают в самую гущу событий ушедшей эпохи, бесконтактное жестовое взаимодействие с содержимым экрана вовлекает, развлекает и улучшает запоминаемость исторических фактов.

«Когда мы проектировали музей «Атомный подводный флот. Севмаш» в Северодвинске, заказчик поставил задачу представить подводную лодку как чудо инженерной мысли, – вспоминает Алюшина. – Нам выделили помещение с потолками 12 м, и я придумала комплексную инсталляцию (визуальный ряд + макет), когда лодка сначала появляется из звездных частиц, а в конце сценария посетитель может зайти внутрь лодки как в физический объект. Одной из наших последних разработок стала композиция «Рентген» в Музее медицинской истории (Белгородская обл.) и кинетические инсталляции в музее-диораме «Курская битва. Белгородское направление». Это новые решения, которых на данный момент нет в России».

Да, для музеев открылось много цифровых возможностей, но «не стоит забывать, что музей – это все-таки реальность, то, что может быть только здесь и сейчас, его основная роль – сохранять, обучать и передавать», напоминают Храмовы. «Важно грамотно вписать в музейный сценарий реальные артефакты. В эпоху тотальной цифровизации тем больше ценность реальной тактильной информации, когда важно соприкосновение с уникальным объектом. Реальность – она интереснее, но здорово, что можно все совмещать, и здесь очень важно соблюдать баланс», – говорит Дмитрий Храмов.

Так, например, в Музее Эльдара Рязанова в Самаре в числе экспонатов есть дневник военных лет девочки Туси. Он оцифрован, экспонируется на экране, но рядом лежит настоящий, пожелтевший, шершавый. «Виртуальность – это хорошее дополнение [реальности], но не ее замена», – уверен Храмов.

Территория как главный экспонат

Часто экспозиция музея распространяется и на прилегающую территорию, что расширяет возможности и время взаимодействия посетителей с экспозицией. Так произошло в удмуртском селе Сеп. Александр Юминов, руководитель проекта Sep Community и некоммерческой организации «Кама рекордз», по совместительству куратор музея современного искусства «Арсенал» в Нижнем Новгороде, совместно с Еленой Шлиенковой, доцентом кафедры инновационного проектирования Самарского государственного технического университета, студентами Ижевского государственного технического университета им. М. Т. Калашникова и местными жителями разработали проект культурного квартала, который стал продолжением инициативы «Народный музей исчезнувших деревень». «Мы работаем с деревенской территорией и с сообществом. Создание музея исчезнувших деревень – прежде всего само исследование, переоткрывание территории, чтобы придать этому месту новое для самих жителей значение», – делится Юминов. Для здания, в котором еще недавно располагался ДК и сельская библиотека, студенты предложили восемь концепций. Самое сильное впечатление произвела идея, основанная на местной легенде о цветке италмас. Она и была реализована вместе с жителями. «Районная администрация поставили новые двери, отремонтировала пол, потолок, крышу, провела отопление. Мы собрали экспозицию, в которой представлены предметы крестьянского быта, описания и фотографии из личных архивов жителей деревни Сеп. Исторический материал собирали с применением музейной методики и научного инструментария. Сейчас здесь библиотека, музей и парк. Экскурсии проводят разные люди из числа местных жителей, у которых постепенно формируется «музейное мышление», рассказывает Юминов: «Наша инициатива произвела много шума и совершила настоящий переворот в сознании горожан, которые еще вчера высаживали рассаду на музейных подоконниках, а сегодня уже принимают активное участие в создании республиканского музея под открытым небом, который должен стать еще одним маркером территории».

Предприниматель Алексей Шевцов с 2002 г. занимается тем, что превращает приволжский Плес в Ивановской области в город-музей. Возрожденные исторические дома становятся его главными экспонатами. «Мы с семьей занимаемся проектом «Потаенная Россия»: за 20 лет восстановили уже более 50 зданий. У нас в Плесе рядом с домом Исаака Левитана, который написал здесь более 200 картин, несколько исторических зданий. После реставрации они становятся экспонатами бесплатного музея под открытым небом».

Отреставрированные дома-памятники становятся бутик-отелями, кафе и ресторанами. «В центре города у нас есть два памятника архитектуры, расположенных по соседству. В начале прошлого века, в период действия государственной монополии на торговлю водкой, их занимали Казенная винная лавка и «Общество трезвости». Теперь эти оба особняка – это наша Кофейня Софьи Петровны Кувшинниковой, спутницы Левитана, где подают рыбные углы (пирожки с местным угрем) и уху в стаканчиках. Люди приходят перекусить, выпить кофе, а заодно считывают архитектуру здания, погружаясь в исторический контекст».

Несмотря на то что Плес признан музеем-заповедником федерального значения (80% домов здесь значатся памятниками архитектуры или средовой застройки), государственной поддержки у музея под открытым небом пока не было, как не было и грантов. Шевцовы вкладывают в его развитие собственные средства, заручившись поддержкой местных жителей и энтузиастов, стараясь сберечь открыточные виды города. «Музейная экспозиция должна быть осмысленной, интересной, а территория – приносить удовольствие и восприниматься всеми органами чувств. Тогда посетители заплатят и в сувенирных магазинах, и в кафе, и в гостиницах, и в ресторанах. Люди захотят приехать в этот город и будут с радостью оставлять здесь деньги», – говорит Шевцов.